— Приехали. Мне скоро сворачивать, а ты отсюда быстро доберешься до своей гостиницы. По этой улице прямо, потом налево, ярдов пятьдесят — и площадь.
Голос Пэтти звучал хрипло. Сердце громко стучало, а глаза почему-то были на мокром месте. Ей самой это казалось странным — ведь ничего особенного не случилось. Наоборот, дела улаживались самым замечательным образом. Милли с Олафом принесут ей деньги и тем самым помогут избавиться от последствий урагана, цирк возродится, и жизнь потечет дальше…
— Понятно, — тихо произнес Брайан. Затем протянул руку и убрал с лица Пэтти волосы. — Значит, жду тебя завтра у нотариальной конторы.
Она вновь на миг замерла, пронзенная невыразимо сладостным ощущением, потом прерывисто вздохнула.
— Да.
Брайан как будто хотел сказать еще что-то, но в конце концов просто открыл дверцу пикапа и ступил на асфальт.
— До завтра, — обронила Пэтти. Ей казалось, что будет неправильно, если они расстанутся молча.
Брайан кивнул.
— Буду ждать.
Затем захлопнул дверцу и зашагал по тротуару в сторону центральной городской площади.
С минуту Пэтти сидела, глядя ему вслед. В какой-то момент ее сердце сжалось, как будто им больше никогда не суждено было встретиться.
Ведя пикап домой, Пэтти думала о том, что у них с Брайаном нет будущего. Завтра они подпишут бумаги, заключат договор — и все, конец. Брайан уедет, а она останется в Порт-Смите. С деньгами и возможностью восстановить цирк, но одна, без Брайана.
Остановившись перед домом, Пэтти еще некоторое время уныло сидела за баранкой. К настоящему времени ей стало абсолютно понятно, что она в очередной раз влюбилась. Разов этих было всего три, причем один относился к десятилетнему возрасту. И вот, похоже, наступил четвертый, в сто раз хуже прежних — ведь сейчас Пэтти влюбилась по уши, не успев даже как следует сообразить, что происходит.
Ее ладони заныли, и только тогда она поняла, что чересчур сильно сжимает баранку. Но разве это боль! Слабая тень того, что будет, если она уступит Брайану, завертит с ним роман, а потом останется в одиночестве, чтобы оплакивать черепки своего короткого счастья.
Не нужно мне никаких романов, мрачно подумала Пэтти. Ни к чему это. Надо держаться от Брайана на расстоянии. И вообще, разве нет у меня других проблем?
С этой мыслью Пэтти покинула пикап и побрела к дому.
Дед Тед и до болезни не особенно любил, когда кто-то задерживался в его комнате, а сейчас еще больше укрепился в своей привычке — ведь ему все время приходилось готовиться к предстоящему выступлению. Поэтому Кэтти хоть и присматривала за ним, но незаметно, и чаще всего ее можно было застать на кухне.
Так было и в этот раз.
— Ну как он? — спросила Пэтти, выкладывая из пакета на стол купленное еще утром лекарство.
— Все то же, — вздохнула Кэтти. — После завтрака принялся готовиться к представлению.
Пэтти тоже вздохнула, но не тяжело, как можно было ожидать, а с некоторым облегчением. Правда, к данной ситуации оно не имело никакого отношения. Просто, оказавшись в привычной домашней обстановке, Пэтти немного отвлеклась от мыслей о Брайане и с ее души будто камень свалился. Ну, или обломок камня.
Бабушка Кэтти неожиданно улыбнулась.
— Пришлось схитрить.
Пэтти удивленно взглянула на нее.
— Каким образом?
— Я сказала Теду, что сегодня понедельник. И это подействовало.
Моргнув раз, другой, Пэтти просияла.
— Гениально! Как это я сама не додумалась!
По понедельникам в цирке представлений не давали. С некоторой натяжкой его можно было назвать выходным днем. Дельфины по понедельникам отдыхали, но Пэтти и Джон кормили их и ухаживали за ними как обычно. Дед Тед в последние два года по понедельникам тоже оставался дома и шутил по этому поводу, что окончательно сравнялся с дельфинами.
После урагана он шутить перестал, а потом его рассудок помутился.
— Значит, ты сказала деду, что сегодня понедельник, а он что? — спросила Пэтти, спеша узнать подробности.
— Поскреб в затылке, пробормотал что-то о склерозе, затем отправился на террасу читать газету.
Это только так называлось — читать. На самом деле дед просто устраивался в тенечке в плетеном кресле, раскладывал на коленях потертую, едва ли не прошлогоднюю газету и погружался в дрему. Правда, так бывало лишь в те дни, когда его не беспокоило сердце.
— После ланча Тед ушел к себе, и с тех пор я к нему не заглядывала, — добавила Кэтти. — Только слушала под дверью, что он делает.
— Значит, пока все спокойно? — спросила Пэтти.
Бабушка Кэтти удовлетворенно кивнула.
— Сегодня — на удивление.
— Возможно, завтра стоит повторить эксперимент?
— Я склоняюсь к той же мысли. Завтра у нас тоже будет понедельник.
Пэтти прикусила губу.
— А вдруг дед догадается, что мы его обманываем?
— Вряд ли. Сегодня у него не возникло ни тени сомнений. — Бабушка Кэтти вздохнула. — Мне самой не нравится его обманывать, но ты бы видела, как быстро он успокоился, поняв, что никуда собираться не надо!
— Если все так просто, — задумчиво произнесла Пэтти, — то, возможно, это выход.
— Радоваться рано, но будем надеяться. Я оладий напекла, хочешь?
— Еще бы! А джема не осталось?
Кэтти открыла дверцу холодильника.
— Земляничный кончился еще на прошлой неделе. Но есть абрикосовый.
— Замечательно!
Вымыв руки здесь же, под кухонным краном, Пэтти устроилась за столом перед тарелкой еще горячих, румяных оладий. Пока она ела, бабушка Кэтти перетирала полотенцем вымытые тарелки и пересказывала услышанные по радио новости.